Принято считать, что в 21 веке перед наукой стоят два основных вопроса — как устроена вселенная (или вселенные) и как устроен человеческий мозг. На что готовы пойти некоторые из нас, чтобы приблизить человечество к разгадке этих великих ключей? Вряд ли кто-то добровольно согласится на то, чтобы стать участником опасных экспериментов на мозге. Но почему-то десятки тысяч людей хотят принять участие в другом, по мнению многих ученых — смертельном, эксперименте: навсегда улететь жить на Марс.



Голландский проект Mars One приглашает всех желающих принять участие в конкурсе, не зависимо от страны проживания, возраста и образования. По итогам прошлого года, кандидаты уже отобраны, но в этом году будут приниматься заявки от новых соискателей. Что движет теми, кто мечтает оставить всё, даже семьи, чтобы (если удастся добраться до Красной Планеты живым) навсегда, в полной изоляции — не считая нескольких товарищей, поселиться в пустыне, где почти нет естественного света, нет жидкой воды, атмосферное давление близко к вакууму, уровень радиации очень высок, а температура часто меняется, но в основном поднимается не выше 60ºС-70ºС?

Роман Атраш: Я сам в душе — исследователь. А Марс — это целый новый мир, где можно найти что-то совершенно новое. И для меня это очень интересно. К тому же можно с уверенностью утверждать, что вторая планета, где обоснуется человек, будет именно Марс. А проект Mars One — это начало этого мероприятия. Это очень правильный шаг, поскольку у нас нет запасной планеты. Если, скажем, в Землю что-нибудь врежется, как это случилось совсем недавно в Челябинске, если метеорит окажется чуть-чуть побольше, то уже всё! А если есть вторая планета, уже с людьми, то есть и второй шанс.

Софья Корниенко: Роман Атраш, 25 лет, по образованию математик-программист, разработчик компьютерной графики для фильмов. Роман в числе тысячи кандидатов со всего мира прошел во второй тур отбора участников миссии Mars One – эмиграции на Марс.


Роман Атраш: Когда придет этот момент, будем как-то решать. Когда я сказал своим родственникам об этой идее, они отнеслись довольно скептически. Даже я сам до какой-то степени не воспринимал это всерьез. Все-таки участников было около 200 тысяч, и вероятность, что я пройду, была очень маленькая. А это письмо, в котором говорилось о том, что я прошел второй этап, меня просто ошарашило. Ну а сейчас мои родственники и моя девушка меня поддерживают, хотя, мне кажется, их скептицизм еще не прошел до конца.

Софья Корниенко: Заявки на участие в конкурсе подали, по разным оценкам, от 60 до 200 тысяч человек. По итогам первого раунда пока прошли 1058 человек из 107 стран, правда отсев продолжается, теперь — по медицинским показателям. Большинство участников конкурса — жители США, 27% — европейцы и 21% — африканцы. Россиян — 52 человека. Всего планируется провести четыре отборочных тура. В последнем туре победителей выберут телевизионным голосованием. В качестве приза победителям предстоит около десяти лет тренироваться в США и приблизительно в 2025 году отправиться на Марс с целью его колонизации. Возвращение обратно на Землю, скорее всего, не будет технически возможным.

Роман Атраш: Это очень опасно, и невозможность вернуться назад, конечно, меня терзает. У нас чудесная планета, а на Марсе всего этого нет. Да, многого мы себя лишаем, отправляясь на Марс. Это невозможность вдохнуть свежий утренний воздух, кататься на сноуборде, и даже увидеть, чего в будущем человек сможет достичь на Земле. Но я бы даже не называл это жертвой. Это просто надо сделать. Это очень важно. Если с Землей что-то случится, у нас нет второй планеты, это будет конец. А если я стану человеком, который заложит фундамент жизни на Марсе, значит, моя жизнь будет прожита не зря.



Софья Корниенко: По оценке организаторов проекта Mars One, на то, чтобы отобрать и подготовить до сорока астронавтов и отправить первый экипаж на Марс, понадобится 6 миллиардов долларов. На данный момент проект, который базируется в Нидерландах, получил пожертвований на сумму 200 тысяч долларов. По словам организаторов, это не единственный источник дохода — есть еще ряд инвесторов, ведутся переговоры со спонсорами, которые хотят использовать миссию на Марс для рекламы своих товаров (перед глазами уже так и маячит шоколадный батончик). Многие эксперты выражают опасения, что к заявленной стоимости проекта Mars One нужно будет прибавить еще один ноль. Основатель Mars One Бас Лансдорп возлагает основные надежды на сборы от телевизионной трансляции подготовительных стадий проекта, не будь голландцы пионерами реалити-тв. Переговоры с «очень хорошей студией в Лос-Анджелесе» о правах на международную трансляцию реалити-шоу Mars One уже ведутся.

Бас Лансдорп: Мы ожидаем, что запись телепрограммы начнется ранней осенью. Хотелось бы прояснить одну вещь: в прессе много говорят о «реалити-шоу», но мы вовсе не собираемся делать «Большого Брата на Марсе». Пилотируемый полет на Марс — это одно из самых захватывающих событий в истории человечества. Мы хотим наладить информационное освещение этого события, как это делается, например, вокруг Олимпийских Игр.

Софья Корниенко: Представьте себе Потемкинские деревни — на Марсе!

Бас Лансдорп: Мы надеемся использовать разные форматы. Например, каждый раз, когда астронавты будут на Марсе выходить из дома, а это будет происходить через день, за ними можно будет наблюдать в прямом эфире с Земли. Также мы хотим давать ежедневную сводку о том, как прошел очередной день на Марсе, то есть какие-то выборочные кадры давать ежедневно. На поверхности Марса можно будет установить камеры, которые будут работать 24 часа в сутки. Но в основном астронавты не утратят права на свою частную жизнь — ведь на Марсе они останутся навсегда. Это для них не какой-нибудь трехмесячный реалити-проект, в рамках которого они временно отказались от частной жизни.

Софья Корниенко: Мне стало известно от кандидатов, что некоторые их коллеги уже построили себе странички астронавтов в соцсетях и вообще готовятся к всемирной славе.

Бас Лансдорп: Большая часть подготовки к полету на Марс также будет сниматься для телевидения. Мы считаем, что это очень важный аспект проекта, который должен стать Миссией Человечества на Марс. Через телепрограмму зрители почувствуют себя причастными к этой миссии, будут наблюдать за отбором кандидатов и их обучением. Во время отбора кандидатов мы будем снимать что-то среднее между конкурсным шоу и документальным сериалом. Однако так как успешное поселение на Марсе — это очень серьезное дело, одно из самых трудных на свете, то и посвященная миссии телепрограмма должна быть серьезной.

Софья Корниенко: Вам не кажется, что некоторых участников может просто-напросто привлекать перспектива десятилетнего обучения в США и участия в телепрограмме?

Бас Лансдорп: В 2015 году, приблизительно через полтора года, мы выберем 6 групп по четыре человека в каждой. Эти 6 групп приступят к ежедневной подготовке к миссии. Среди 200 тысяч человек, которые изначально подали свои заявления для участия в проекте, наверняка были и такие. Но мы ввели небольшую плату за прием заявления, чтобы люди лишний раз задумались, насколько это им нужно. Сейчас кандидатов осталось чуть больше тысячи. Естественно, у большинства из них серьезные намерения, хотя возможно есть среди них и такие, кто недостаточно серьезен. Но я со всей ответственностью могу говорить, что когда мы из всех кандидатов выберем 24 финалиста, то это будут люди, которые на полном серьезе планируют лететь.

Софья Корниенко: Но ведь через 11 лет, когда планируется первый пилотируемый рейс на Марс в рамках проекта, многие нынешние кандидаты будут уже совсем на другом витке жизни.

Бас Лансдорп: Да, это так. Поэтому мы отбираем 6 групп по четыре человека из тысячи, которая прошла первый тур. Поэтому мы будем ежегодно набирать новых кандидатов. Финалисты будут покидать проект — кто-то родит ребенка, кто-то встретит вторую половину, с кем-то Mars One расстанется, потому что мы посчитаем группу не подходящей для отправки на Марс. Не исключено, что у кого-то могут начаться несовместимые с полетом проблемы со здоровьем. В процессе подготовки одни группы будут распускаться, потому что они потеряют желание или возможность лететь, другие — набираться заново.

Софья Корниенко: Среди кандидатов — не только благородной души студенты, но и пожилой военный летчик — уроженец Пакистана, пятидесятилетний сварщик-трансгендер из Соединенного Королевства и многодетный отец из американского штата Юта. Последний уже стал героем американских таблоидов: супруга с младшей шестимесячной дочкой на руках за мечту сбежать на Марс угрожает ему разводом.

Бас Лансдорп: Скорее всего, осенью этого года мы вновь объявим конкурс для всех желающих во всем мире на участие в нашем проекте. Те, кто не прошел в 2013 году, смогут вновь подать заявки. Есть один такой американский астронавт, который подавал документы в NASA десять раз, прежде чем его выбрали. В итоге он побывал-таки на Международной космической станции. Так что упорные смогут добиться своего.

Софья Корниенко: В интервью Би-Би-Си вы говорили, что ожидаете миллионы заявок на участие в проекте. Вас не разочаровала цифра в 200 тысяч?

Бас Лансдорп: Мы ожидали от сотни тысяч до миллиона заявок. Количество заявок напрямую зависит от размера денежной суммы, которую мы назначили за прием одной заявки. Мы решили взымать с заявителей довольно крупную сумму. Двести тысяч заявлений — по-моему, это очень много.

Софья Корниенко: Американское космическое агентство NASA не так давно объявило о наборе нового поколения автронавтов. Из более чем шести тысяч соискателей были отобраны четыре женщины и четверо мужчин. Астронавты будут проходить подготовку не только к полетам на низкую земную орбиту, но и за ее пределы, в потенциале — на Марс. Миллиардер Деннис Тито предлагает обедневшему в связи с бюджетными сокращениями NASA помощь в организации американской миссии на Марс уже в 2018 году, правда без высадки на планету. Вы собираетесь сотрудничать с NASA при подготовке голландского проекта?

Бас Лансдорп: Мы в хорошем контакте с NASA, но сотрудничества между NASA и Mars One нет. У нас разные цели. Вызов, который стоит перед нами, заключается в том, чтобы найти людей, способных семь месяцев лететь на Марс, прожить там два месяца вчетвером в ожидании новой группы, и затем длительное время жить ввосьмером. В течение очень долгого времени им предстоит делить очень маленькое пространство. Таким образом, наш проект и проекты NASA преследуют очень разные цели, и подготовка к полету у нас будет очень разная. Разумеется, мы рассматриваем все возможности сотрудничества, но не стоит второй раз изобретать колесо.

Софья Корниенко: Ваши потенциальные кандидаты — не профессиональные астронавты, многие из них не обладают даже базовыми знаниями по астрономии или физике, не способны адекватно оценить возможности и риски, сопряженные с полетами в космос. При этом на Вашем интернет-сайте проект описан очень лаконично и, что меня особенно удивило, мягко говоря, недостаточно подчеркнута опасность миссии. Например, такая фраза: «Living on Mars cannot be considered entirely risk-free» — вы шутите?

Бас Лансдорп: Да, верно, это подразумевалось как understatement, сдержанное высказывание. Миссия действительно чрезвычайно рискованная. Но в том, что мы набираем не профессиональных астронавтов, нет ничего странного. Те восемь человек, которых отобрала NASA, тоже изначально — не астронавты, а представители других профессий. Разумеется, мы ищем лучших из лучших и будем их серьезно обучать, но для нас самой важной отправной точкой проекта является отбор людей, способных остаться на Марсе навсегда. Это обстоятельство выдвигает очень непростые психологические требования к нашим кандидатам, более важные в процессе отбора, чем, например, опыт работы в естественнонаучной сфере. Для наших астронавтов навыки командной работы будут важнее, чем научной.



Софья Корниенко: Нидерландский космонавт Андре Кауперс высказал сомнения по поводу миссии Mars One. Даже если организаторам удастся собрать достаточно денег на запуск корабля, по мнению Кауперса, экипаж из четырех человек просто не справится с техническим обслуживанием и ремонтом оборудования. На МКС, вспоминает Кауперс, было не справиться вшестером. Опытный космонавт также скептически относится к многочисленным запланированным грузовым рейсам с материалами и провиантом на Марс. За те же деньги лучше разработать технологии возвращения людей обратно на Землю, сказал он в интервью голландскому журналу «Кайк». Многие специалисты отмечают, что даже если бы возвращение на Землю вдруг стало возможным, организмы колонизаторов Марса станут непригодны для жизни на Земле. В условиях нехватки естественного света и свежего воздуха у них могут начаться сбои суточных ритмов, то есть изменения в мозге, а в результате слабой гравитации на Марсе — изменения в мышцах и костях. Также неизвестно, как в таких условиях будет работать сердце, не будет ли оно испытывать сложности с перекачкой крови по телу.

Бас Лансдорп: Замечание про сбои в работе сердца мне представляется необоснованным. На МКС вообще нет гравитации, и сердца у всех работают. Конечно, жизнь на Марсе будет означать потерю мышечной массы, но наш организм — очень умный и быстро приводит свои ресурсы в соответствие с требованиями окружающей среды. Если начать дополнительно тренировать мышцы, то мышечная масса возрастет.

Софья Корниенко: Мне кажется, организаторам проекта стоит быть более открытыми и не бояться говорить о смертельной опасности операции.

Бас Лансдорп: Мы должны выбрать лучших кандидатов, поэтому в ходе проекта мы собираемся подробно информировать спонсоров, инвесторов и широкие массы о рисках миссии. Наши астронавты прежде всего должны четко понимать, что конкретно означает риск облучения, каков риск того, что выйдет из строя наша система жизнеобеспечения, или что космический корабль взорвется на взлете или потерпит крушение при посадке. Все эти риски мы подробно будем освещать, со знанием этих рисков наши кандидаты будут принимать решение, стоит ли им лететь. Но вы правы в том, что одна из наших первоочередных задач заключается в том, чтобы максимально проинформировать людей на тему рисков.

Софья Корниенко: Однако ваш сайт эту задачу никак не отражает.

Бас Лансдорп: Никто не собирается лететь на Марс уже завтра, на подготовку есть еще 11 лет. За это время мы полноценно проинформируем кандидатов обо всем. Но мы не можем вывешивать на сайт одни мрачные прогнозы. Наш рассказ должен оставаться привлекательным. Не забывайте, что у астронавтов NASA вероятность гибели составляет пять процентов. В объявлениях NASA о наборе новых астронавтов это тоже не упоминается.

Софья Корниенко: Доктор Мэйбрит Кауперс, специалист по экстремальным экспедициям, на страницах голландских СМИ оценила вероятность гибели астронавтов проекта Mars One в 95 процентов. Немецкий астронавт Ульрих Вальтер заявил, что шансы новых марсиан добраться до Красной Планеты живыми приближаются к 30 процентам, а шансы выжить на Марсе больше трех месяцев составят менее 20 процентов. Основатель проекта Бас Лансдорп воздерживается от любых оценок.

Бас Лансдорп: Мы сейчас не в состоянии подсчитать эту вероятность, потому что все системы еще должны быть построены. Когда они будут готовы, можно будет оптимально оценить работу каждой системы. Обратите внимание: эти системы будут в любом случае безопасней, чем, например, системы миссий «Аполлона». Спускаемый модуль «Аполлона» ни разу не тестировался на Луне до того, как Нил Армстронг совершил в нем посадку на Луне. Конечно же, его тестировали на Земле, но ни разу — в условиях Луны. Наш посадочный модуль совершит посадку на Марсе восемь раз для доставки груза, прежде чем он впервые будет использован для высадки людей. Иными словами, мы успеем собрать достаточно показателей безопасности, и, только когда все грузовые посадки завершатся и будет обработана их статистика, мы сможем делать выводы.

Софья Корниенко: Даже если безотказно сработает оборудование, существует огромный риск развития у астронавтов рака в результате воздействия двух типов радиации — космических лучей и энергетических частиц с солнца. Астронавтов, не покидающих низкую орбиту Земли, защищает от радиации земное магнитное поле. Марсоход Curiosity собрал неутешительные данные — за 210 дней полета на Марс астронавты получат дозу около 450 mSv (миллизиверт), то есть почти половину средней предельно допустимой за всю карьеру астронавта NASA нормы. При этом, как напоминает астробиолог Лестерского университета Льюис Дартнелл, Curiosity совершал путешествие на Марс в относительно тихую фазу солнечной активности.

Бас Лансдорп: Многие комментаторы очень преувеличивают риск развития рака у астронавтов. Вероятность развития рака составляет три процента. Это ниже, чем вероятность заболеть раком у человека, который остается на Земле и курит — у него шанс заболеть раком легких составляет 15 процентов для мужчин и 9 процентов для женщин. Миссия на Марс всегда будет очень рискованной. Так будет всегда. Если мы не согласны даже на риск в три процента, человек никогда не полетит на Марс.

Софья Корниенко: Чтобы риск рака действительно составлял не более трех процентов, NASA не рекомендует превышать норму радиации, которая соответствует возрасту и полу астронавта, говорится в отчете National Council on Radiation Protection and Measurements report 132. Так для молодых женщин до 35 лет достаточно и малой дозы (как раз тех самых 450 mSv), чтобы у них развилась смертельная форма рака. (Треть кандидатов проекта Mars One — моложе 25 лет). Наиболее стойкие к радиации — мужчины старшего возраста. Но не будем забывать, что нормы NASA разработаны для астронавтов, которые после полета реабилитируются на Земле, ведут здоровый образ жизни, проходят первоклассную диагностику. На Марсе у первых колонистов не будет возможности даже сделать глоток свежего воздуха, а воду они будут пить отфильтрованную из собственной мочи или марсианского грунта. И хотя ведущий в Голландии сельскохозяйственный университет города Вахенингена недавно подтвердил, что на Марсе можно будет выращивать сельхозкультуры, новых марсиан ждет не самый здоровый образ жизни.

Бас Лансдорп: На Марсе наши астронавты сами будут выращивать себе еду, так что они будут есть очень здоровую пищу — более здоровую, чем многие люди на Земле.

Софья Корниенко: И немножко более радиоактивную.

Бас Лансдорп: Нет, овощи будут выращиваться в жилом блоке, который снаружи будет покрыт двумя метрами песка — радиоактивный фон там будет такой же, как на Земле.

Софья Корниенко: В своих публикациях на портале Space.com Бас Лансдорп писал, что потребуется как минимум 5 метров почвы, чтобы изолировать жилой блок от радиации на Марсе. Ожидается, что жилые блоки подготовят для первых колонистов роботы. Выходить из них, также из-за угрозы облучения, можно будет ненадолго, не чаще, чем через день. Первые недели астронавтов будет держать в тонусе слава, интерес к ним с Земли, но спустя некоторое время широкая общественность этот интерес к проекту утратит, живо интересоваться делами новых марсиан продолжат лишь специалисты. Возможно только тогда первопроходцы на Марсе осознают всю полноту своего одиночества.



Вим Дайксхоорн: Я интересуюсь разными вещами — технологиями, общественными процессами — в проекте все это так или иначе затронуто. Но если по-настоящему задуматься, как проект изменит мою жизнь, задуматься о том, что моя жизнь превратится в жизнь монаха-отшельника, во всяком случае — в первые несколько лет, то и тогда проект остается для меня притягательным. У меня будет основание считать, что я тружусь над чем-то важным на века, потому что после меня туда приедут еще четверо поселенцев, потом — еще четверо, и так колония разрастётся, и, в конечном итоге, это поможет землянам выжить.

Софья Корниенко: Рассказывает кандидат проекта из Нидерландов, студент культурной антропологии, 20-летний Вим Дайксхоорн. Вим — очень вероятный финалист проекта, потому что из Голландии во второй тур прошли всего двое. Сложно себе представить, что голландские организаторы, учитывая типичные для голландцев амбиции первооткрывателей, не пошлют на Марс ни одного голландца. Вторая кандидатка, сорокалетняя Нэнси Кайзер, в ответ на первый нейтральный вопрос нашего интервью бросила трубку, объяснив впоследствии, что неловко себя почувствовала в роли респондента, что ставит ее потенциал как участника миссии под сомнение. Вим, напротив, говорит с уверенностью в голосе, что родители его идею поддержали.

Вим Дайксхоорн: Я еду не сейчас и не через несколько недель. Если я поеду, то это будет через 10 лет — это огромный отрезок времени, за который еще столько всего предстоит передумать. Если окружающих готовить к идее своего отъезда десять лет, а не отправляться внезапно, то... Но все зависит от отношений с конкретными людьми.

Софья Корниенко: В 16 лет Вим Дайксхоорн уже принял участие в проекте в Индии, а в 17 — в Сьерра-Леоне. В Стамбуле он не потерял самообладание и спас жизнь другому студенту, у которого произошел сердечный приступ прямо на улице.

Вим Дайксхоорн: Я иду сразу по двум дорогам. Основная для меня пока — моя земная дорога. Я — просто молодой студент, и моя учеба сейчас для меня — приоритет. Еще настолько не понятно, состоится ли проект, состоится ли он лично для меня. Сейчас я живу здесь, я окружен людьми, с которыми не собираюсь по-иному строить отношения только потому, что участвую в проекте. Однако если я пройду еще пару туров, то я все больше буду посвящать себя проекту. Это не будет означать, что я откажусь от общения со своими теперешними друзьями, но я в любом случае не приобрету много новых, а буду в основном окружен одними и теми же коллегами по проекту, то есть постепенно начну все больше в него погружаться. Но на данном этапе я не знаю, подходящий ли я кандидат для финала, поэтому и головой, и сердцем я пока здесь, на Земле.

Софья Корниенко: Вим встречался со многими кандидатами из разных стран.

Вим Дайксхоорн: Для многих подавших заявки — это просто романтическая идея. Поехать на другую планету, вершить историю своими руками. Получить интересное образование в США. Но эти люди мало задумываются, что за жизнь их ждет на Марсе. Скорее всего, именно такие кандидаты отсеются в следующих турах. Я делаю это выбор сегодня, когда я молод. Но в ходе десятилетней тренировки, которая будет включать в себя многомесячную изоляцию, станет ясно, справлюсь ли я с этим вызовом психологически. Это может показать только время.



Софья Корниенко: Некоторые кандидаты сетуют на то, что организация проекта не совсем прозрачная.

Вим Дайксхоорн: Я тоже не дурак, и я провел собственные изыскания, что возможно, а что нет, и у меня тоже есть целый ряд вопросов к проекту. Я не знаю, получится ли у них реализовать свои планы. Например, полет на Марс очень опасен из-за радиации. Основатели проекта ссылаются на отчеты NASA, согласно которым полет возможен. Но я разговаривал с другими экспертами, которые это категорически опровергают. Еще совсем не известно, как отреагирует человеческий организм на этот полет. Как вообще отреагирует живой организм. По-моему, необходимо больше исследований в этой области. Пока я готов поддержать проект, участвовать в нем. Проект поддерживают некоторые ученые с мировым именем, например нобелевский лауреат по физике Герард 'т Хоофт (Gerard 't Hooft), но если в итоге окажется, что организаторы сильно недооценивают риски, то за мной все равно будет последнее слово — лететь или не лететь, решаю я сам. У нас будет десять лет на то, чтобы оценить риск. Может быть, этого времени окажется слишком мало. Я не физик, и мне тяжело предсказать это сейчас. Но если окажется, что проект невозможен, то проводить его будет нельзя. Меня до сих пор привлекает идея безвозвратной эмиграции на Марс, но и жертвой обмана я тоже становиться не собираюсь.

Софья Корниенко: Об основателе проекта Басе Лансдорпе:

Вим Дайксхоорн: Он долгое время успешно продвигал радикальную идею, что само по себе очень сложно. Теперь он стал объектом критики. Вопрос в том, как он будет отвечать на эту критику. Если он не готов поменять какие-то свои идеи в ответ на критику, то возникает вопрос, реалистично ли он оценивает ситуацию.



Софья Корниенко: Анастасия Степанова, выпускница журфака МГУ, 27 лет:

Анастасия Степанова: Все еще в детстве началось. Отец мне показывал в телескоп звезды, и я нашла старую книгу по астрономии. Поскольку у нас в школе не было этого предмета, я об этом ничего не знала, и вот как раз по учебнику были мои первые шаги в этой сфере. Очень понравилось, и дальше как-то всегда меня эта тема интересовала. Но поскольку я не научного склада, я решила поступить на журфак. И видимо судьба все-таки существует: я увидела, что идет набор на семинар «Космическая журналистика», который вел летчик-космонавт Юрий Батурин. С тех пор четыре года мы занимались вместе и пришли к идее создать книгу-пособие, где доступным языком рассказывается все про космос — я и еще две студентки. Юрий Михайлович нас как раз редактировал. Я защитила диплом на тему «Космическая журналистика».

Софья Корниенко: А сейчас вы работаете тоже в какой-то сфере, связанной с космосом?

Анастасия Степанова: Нет, к сожалению нет. Я бы хотела. Ну, надеюсь, может быть, в ближайшем будущем как-то это изменится. Сейчас работаю пиар-менеджером в компании по производству различных гаджетов.

Софья Корниенко: А как вы узнали про проект Mars One?

Анастасия Степанова: Я в апреле увидела по телевидению сюжет про него, и я обрадовалась, потому что там сказано было, что любой может подать заявку, не обязательно ты должен быть ученым. Для меня это был единственный шанс воплотить свою мечту полететь в космос, поскольку я не представляю ценности для отряда космонавтов России: я — не летчик, не ученый, не доктор. Поэтому я подумала, что это вот, мой билет. Нет, конечно, мне хочется быть и матерью, и чтобы была семья, но вот эта мечта, которая была с детства, и вообще возможность сделать что-то уникальное в своей жизни — мне кажется, она сможет перекрыть все остальные вещи.

Софья Корниенко: То есть вы сейчас будете сознательно не давать вот этому другому проникнуть в свою жизнь? Допустим, если вы увидите возможность создать семью, вы будете сознательно это откладывать?

Анастасия Степанова: Нет, не буду. Я знаю, что человечество развивается и наука тоже, возможно даже будут изобретены пути возврата людей. Поэтому я надеюсь на лучшее, я — оптимист!

Софья Корниенко: Но не стоит забывать о том, что если речь идет о возвращении назад, то сложность заключается не только в том, что не будет пилотируемого корабля, который можно было бы отправить назад с Марса, но и физически человек, который какое-то время проживет на Марсе, просто не способен будет вернуться, в силу того, что у него мышечной массы не будет, и сердце не будет так же работать в условиях маленькой гравитации. То есть если даже ему предложить бесплатный билет обратно, он не сможет вернуться и жить в земных условиях. Насколько вы это сейчас осознаете, или, возможно, вы это вытесняете из своего сознания?

Анастасия Степанова: Нет, мне известна и эта сторона. Просто я общалась с ученым, астрофизиком из США — Роберт Зубрин, он как раз приезжал сюда — он давно занимается изучением полетов на Марс. Он, наоборот, предлагает совершенно другой план. Это план, когда прилетает туда команда, живет год, изучает планету и возвращается обратно. И у него там продуманы всякие детали, у него есть своя компания, где они занимаются разработкой топлива, чтобы это все осуществить.

Софья Корниенко: А каким образом он предлагает решить эту проблему, что человеческий организм за год просто выйдет из строя?

Анастасия Степанова: Чтобы там на корабле и на самой станции были специальные приспособления, которые помогут человеку оставаться в кондиции для того, чтобы вернуться на Землю и там, восстановившись, продолжить жить.

Софья Корниенко: Насколько вы доверяете этому всему проекту, который — частная инициатива и напрямую не поддерживается NASA, ESA и другими космическими организациями? Не думаете ли вы, что ввязываетесь в какую-то авантюру?

Анастасия Степанова: Да, конечно, очень много людей, ученых, которые сомневаются в этом проекте, говорят, что это — просто пиар-проект. Определенная доля сомнений есть и у меня, но я считаю, что этот проект в любом случае — замечательная идея, поскольку может сподвигнуть многих людей развиваться, и в плане науки и космонавтики опять возникнет интерес. Не знаю, чем он закончится, но на данный момент проект Mars One уже поддержали такие компании как SpaceX и Lockheed Martin, которые как раз сотрудничают с NASA и делают разработки для них. Поэтому, если они позволили озвучить, что они сотрудничают с Mars One, я не думаю, что этот проект — какой-то фарс. По крайней мере, на данный момент.

Софья Корниенко: Нет, я не говорю, что он не может состояться. Я говорю о том, что, возможно, он состоится ценой жизней тех людей, которые туда полетят, в то время как это было не необходимо, так скажем. Потому что те люди, которые его делают, в том числе и для себя, достигнут таким образом каких-то дивидендов в разных планах. Возможно, это вдохновит и науку, и так далее — но для вас это является такой святой целью, стать человеком, который туда полетит? Как вы это для себя объясняете, свою мотивацию?

Анастасия Степанова: Конечно, здесь есть и доля амбиций, но я всегда думала, что человек заслуживает воплотить что-то более значимое, чем просто какая-то жизнь там — работа, семья, дети. Нам дано многое. Я родилась в Советском Союзе, и то, что раньше мечтали стать космонавтами, были такие прорывы, пусть через жертвы и многие потери, но зато сейчас мы имеем, благодаря этому, многое, прогресс. И если я смогу стать той песчинкой, которая тоже что-то привнесет в развитие человечества...

Софья Корниенко: По-моему, в Советском Союзе как раз об это и споткнулись, что общественное очень долго превозносили как что-то, намного превышающее личное, ценности общечеловеческие, как любовь к своему ребенку и так далее. В итоге в общем-то поэтому все и разрушилось. Потому что это не настолько естественно оказалось.

Анастасия Степанова: Да, но я говорю об уклоне на космонавтику и на развитие. Это была гонка с Америкой, военная какая-то гонка, но, сколько пользы она принесла для развития в целом планеты. Возьмите хотя бы спутники — мы бы с вами не могли сейчас многие вещи использовать, если бы этого не было.

Софья Корниенко: Но ведь одновременно с этим можно сказать, что именно потому, что наука сейчас такими семимильными шагами развивается — кстати, прежде всего, не в России — именно поэтому можно ожидать уже в течение нашей жизни создание таких роботов, которые полностью могли бы заменить необходимость посылки людей настоящих на Марс, и все те же исследования могли бы проводить. Зачем жертвовать людьми? Я понимаю, что это дешевле.

Анастасия Степанова: А люди всегда хотели идти на эти жертвы, всегда находились авантюристы. Ну и плюс всё равно человеческий фактор — роботы могут не всё увидеть, почувствовать. Конечно, я согласна с вами, что роботы могли бы все это заменить, но не знаю, мне кажется все-таки надо пробовать оба пути развития. Сначала проверить, что там безопасно более-менее, а потом можно отправить туда людей.


Радио Свобода