Его может рассчитать для любой страны мира почти любой ее житель
Один из самых простых и одновременно емких показателей текущего состояния экономики той или иной страны – по отношению к ее гражданам. Придуманный еще полвека назад для Соединенных Штатов, этот индекс применяется теперь экономистами и для других стран мира, позволяя составлять их экономические рейтинги, отличные от более известных сегодня – будь то индексы уровня бедности, конкурентоспособности экономик или благоприятствования бизнесу.
Среди этих экономистов - составитель рейтинга почти 90 стран мира по индексу неблагополучия, профессор экономики университета Джона Хопкинса в США Стивен Ханке. Очередная версия индекса была представлена им, в частности, в майском номере журнала Global Asia.
- “Индекс неблагополучия” (Misery Index) отражает текущую динамику важнейших макроэкономических показателей той или иной страны. Но фиксирует он иные аспекты экономической конъюнктуры, чем те, которые охватывает, например, схожий с ним, на первый взгляд, “индекс бедности”. Так ли это?
Cтивен Ханке:
- Верно, индекс бедности – далеко не то же самое, что индекс неблагополучия. Для оценки уровня бедности используются, как правило, иные показатели: например, объем ВВП на душу населения или средний уровень заработной платы… А далее используется некая черта отсечения, выбираемая произвольно: значения по одну сторону от нее свидетельствуют, скорее, о бедности, а по другую сторону – о преуспевании. На мой взгляд, это довольно субъективный индекс.
В отличие от него, индекс неблагополучия базируется на четырех объективных и абсолютно общедоступных показателях.
Его исходную формулу придумал еще в 60-ые годы прошлого века руководитель группы экономических советников президента США Джонсона Артур Оукен. Он просто сложил текущие показатели безработицы и темпов инфляции в США. Дав таким образом президенту простое, но при этом емкое и довольно точное представление об общей ситуации в экономике страны и ее ближайших перспективах. Для первых лиц государства подобная информация, с политической точки зрения, крайне важна, так как она сильно коррелирует с рейтингом доверия избирателей: если индекс идет вверх, то уровень общественной поддержки - снижается.
15 лет назад профессор Гарвардского университета в США Роберт Барро предложил расширенную формулу индекса неблагополучия, которую сегодня и используют экономисты, включая Стивена Ханке.
К изначальным показателям безработицы и инфляции Барро, во-первых, добавил среднюю на данный момент процентную ставку по банковским кредитам в стране, а во-вторых, полученную сумму предложил сокращать на величину прироста ВВП за отчетный период. И понятно, почему: если три первых показателя (безработица, инфляция и банковский процент) для потребителя – чем меньше, тем лучше, то рост ВВП – наоборот, чем больше, тем лучше.
Как отмечает профессор Ханке, он сегодня не может представить себе ни одного крупного политика в любой стране мира, который оставался бы равнодушным к текущей динамике показателей, определяющих национальный индекс неблагополучия.
- По вашим словам, политики неравнодушны к тому, какое именно место в этом мировом рейтинге занимает их страна, насколько ее экономика оказывается здоровее или более уязвимой, чем другие…
Cтивен Ханке:
- При этом разница, скажем, между 12-ым или 15-ым местами в рейтинге 89-ти стран большого значения, наверное, не имеет. Но если твоя страна, как сегодня - Венесуэла, этот рейтинг возглавляет или оказывается рядом – как Иран, Сербия, Аргентина и или Ямайка, то ясно, что дела твои плохи.
Что касается конкретных данных по каждой из четырех составляющих индекса неблагополучия для отдельных стран - росту цен, безработице, банковскому проценту и динамике ВВП, то профессор Ханке полагается исключительно на сведения, которые собирает и проверяет авторитетный британский еженедельник Economist. Точнее – исследовательское подразделение этой издательской группы – Economist Intelligence Unit.
Его методика остается неизменной, данные по разным странам и за разные годы легко сопоставимы, отмечает профессор Ханке. А в споры о неких оптимальных формулах расчета инфляции или занятости населения он предпочитает не вступать.
- Тем не менее, почему все же этот круг макроэкономических показателей не расширяется? Не включаются в него те, которые отражают, например, динамику объемов банковского кредитования, промышленных заказов или розничной торговли в стране? Или – обменного курса ее валюты? Ведь они также являются весьма важными индикаторами текущего уровня общественного благополучия…
Стивен Ханке:
- Все очень просто: четыре слагаемых индекса неблагополучия имеют приоритетное значение для политиков - поэтому они и были выбраны. Те макроэкономические показатели, которые вы перечисляете, безусловно, тоже значимы, но, скорее, для профессионалов, то есть людей специально изучающих экономику, а не для тех, кому нужно чуть ли не ежедневно принимать решения общегосударственной важности.
Им необходимо отслеживать лишь несколько наглядных и простых для понимания показателей. В отличие от экономистов или биржевых трейдеров, их в меньшей степени волнуют сиюминутные колебания многих рыночных переменных. Куда важнее оказывается динамика тех экономических показателей, которые абсолютно понятны большинству избирателей.
Из 89 стран вашего рейтинга по индексу неблагополучия в 48-ми главной проблемой является безработица, что, в общем, понятно, поскольку мировая экономика лишь выходит из кризиса. В 37-ми случаях – это банковский процент, определяющий стоимость заемных денег в экономике и, следовательно, влияющий как на потоки инвестиций, так и на объемы крупных трат потребителей.
- Лишь в трех случаях наиболее весомым фактором индекса для той иной страны оказалась инфляция и в одном - рост реального ВВП (Китай). Как объяснить именно такую иерархию факторов? Насколько точно она способна отражать текущую ситуацию чуть ли не в половине стран мира?
Стивен Ханке:
- Безработица действительно оказывается основным фактором расчетов индекса неблагополучия для большинства стран. И все наши опросы подтверждают этот интуитивный вывод. Тогда как инфляция, по своему влиянию на общее значение индекса, превалирует сегодня лишь в случаях Венесуэлы, Ирана и Аргентины.
В той сравнительно простой формуле, которую я применяю для расчетов индексов, все четыре составляющих имеют равный удельный вес. Это так называемый “метод простого сложения”. И если безработица оказывается важнейшим элементом, то это только потому, что в большинстве анализируемых стран абсолютная ее величина превышает арифметические значения трех других показателей. В США, например, на долю показателя безработицы приходится более половины совокупного значения индекса.
Здесь, правда, необходимо пояснить: для человека, потерявшего работу, и для его семьи инфляция даже в 10-15% не столь болезненна, как сама безработица. Но если темпы инфляции переваливают за сто и более процентов, как в сегодняшней Венесуэле, в такой ситуации она становится по своей значимости, по крайней мере, сопоставимой с безработицей. То есть уже инфляция выходит на первый план.
В десятку лучших в рейтинге, помимо Японии, Сингапура, Катара или Южной Кореи, попали и такие страны, как Таиланд, Малайзия или Панама, которые пока трудно отнести к группе “индустриально развитых”.
- При этом Германия, Швеция, Гонконг, Дания, Австрия, Канада или США - все оказались лишь во второй десятке. Как объяснить такое расхождение рейтинга с традиционными представлениями об экономическом благополучии разных стран мира?
Стивен Ханке:
- Если говорить о Панаме, то ее высокое место меня ничуть не удивляет. В стране используется американский доллар, так что и темпы инфляции, и ставка банковского процента там примерно такие же как в США. Более того, страна бурно развивается, она – один из лидеров по экономическому росту в Латинской Америке. А рост ВВП, напомню, вычитается из значения индекса неблагополучия. То же справедливо в отношении Таиланда или Малайзии.
Да, США не попали в первую десятку, но разница между местами в первой десятке и во второй не столь уж и велика. В рейтинге стран по индексу неблагополучия вообще нет больших разрывов. Изменения внутри него - от первого места к последнему - происходят достаточно плавно. И только сравнивая лидеров с аутсайдерами, мы видим, какая пропасть оказывается между ними!
Но в целом, если вы складываете показатели текущего уровня безработицы, инфляции и среднего банковского процента, а потом вычитаете из их суммы показатель текущего роста ВВП и получаете в итоге значение индекса примерно в 10 баллов или даже меньше, то это для любой страны мира, я бы сказал, очень даже неплохо!
Россия в рейтинге 89 стран мира по уровню индекса неблагополучия оказалась на 54 месте – вслед за Парагваем, Колумбией и Польшей с одной стороны, и перед Азербайджаном, Италией и Боливией – с другой.
По всем странам в рейтинге были взяты данные по состоянию на конец декабря прошлого года. И уже тогда применительно к России наиболее значимым среди четырех компонентов индекса стала стоимость банковских кредитов в стране, а не инфляция или безработица.
С тех пор она в России лишь значительно выросла: Центральный банк дважды, с перерывом в полтора месяца, повышал свою базовую процентную ставку – в целом почти в полтора раза, сдерживая отток капитала из страны, резко ускорившийся на фоне событий в Крыму и на Украине.
Годовая инфляция в России также ускорилась - с 6,5% в декабре до 7,3% в апреле. Тогда как годовые темпы роста российской экономики, наоборот, резко замедлились: если в четвертом квартале прошлого года они составляли 2%, то в первом квартале года нынешнего, по предварительным оценкам Министерства экономического развития, - лишь 0,8%
Радио Свобода
Среди этих экономистов - составитель рейтинга почти 90 стран мира по индексу неблагополучия, профессор экономики университета Джона Хопкинса в США Стивен Ханке. Очередная версия индекса была представлена им, в частности, в майском номере журнала Global Asia.
- “Индекс неблагополучия” (Misery Index) отражает текущую динамику важнейших макроэкономических показателей той или иной страны. Но фиксирует он иные аспекты экономической конъюнктуры, чем те, которые охватывает, например, схожий с ним, на первый взгляд, “индекс бедности”. Так ли это?
Cтивен Ханке:
- Верно, индекс бедности – далеко не то же самое, что индекс неблагополучия. Для оценки уровня бедности используются, как правило, иные показатели: например, объем ВВП на душу населения или средний уровень заработной платы… А далее используется некая черта отсечения, выбираемая произвольно: значения по одну сторону от нее свидетельствуют, скорее, о бедности, а по другую сторону – о преуспевании. На мой взгляд, это довольно субъективный индекс.
В отличие от него, индекс неблагополучия базируется на четырех объективных и абсолютно общедоступных показателях.
Его исходную формулу придумал еще в 60-ые годы прошлого века руководитель группы экономических советников президента США Джонсона Артур Оукен. Он просто сложил текущие показатели безработицы и темпов инфляции в США. Дав таким образом президенту простое, но при этом емкое и довольно точное представление об общей ситуации в экономике страны и ее ближайших перспективах. Для первых лиц государства подобная информация, с политической точки зрения, крайне важна, так как она сильно коррелирует с рейтингом доверия избирателей: если индекс идет вверх, то уровень общественной поддержки - снижается.
15 лет назад профессор Гарвардского университета в США Роберт Барро предложил расширенную формулу индекса неблагополучия, которую сегодня и используют экономисты, включая Стивена Ханке.
К изначальным показателям безработицы и инфляции Барро, во-первых, добавил среднюю на данный момент процентную ставку по банковским кредитам в стране, а во-вторых, полученную сумму предложил сокращать на величину прироста ВВП за отчетный период. И понятно, почему: если три первых показателя (безработица, инфляция и банковский процент) для потребителя – чем меньше, тем лучше, то рост ВВП – наоборот, чем больше, тем лучше.
Как отмечает профессор Ханке, он сегодня не может представить себе ни одного крупного политика в любой стране мира, который оставался бы равнодушным к текущей динамике показателей, определяющих национальный индекс неблагополучия.
- По вашим словам, политики неравнодушны к тому, какое именно место в этом мировом рейтинге занимает их страна, насколько ее экономика оказывается здоровее или более уязвимой, чем другие…
Cтивен Ханке:
- При этом разница, скажем, между 12-ым или 15-ым местами в рейтинге 89-ти стран большого значения, наверное, не имеет. Но если твоя страна, как сегодня - Венесуэла, этот рейтинг возглавляет или оказывается рядом – как Иран, Сербия, Аргентина и или Ямайка, то ясно, что дела твои плохи.
Что касается конкретных данных по каждой из четырех составляющих индекса неблагополучия для отдельных стран - росту цен, безработице, банковскому проценту и динамике ВВП, то профессор Ханке полагается исключительно на сведения, которые собирает и проверяет авторитетный британский еженедельник Economist. Точнее – исследовательское подразделение этой издательской группы – Economist Intelligence Unit.
Его методика остается неизменной, данные по разным странам и за разные годы легко сопоставимы, отмечает профессор Ханке. А в споры о неких оптимальных формулах расчета инфляции или занятости населения он предпочитает не вступать.
- Тем не менее, почему все же этот круг макроэкономических показателей не расширяется? Не включаются в него те, которые отражают, например, динамику объемов банковского кредитования, промышленных заказов или розничной торговли в стране? Или – обменного курса ее валюты? Ведь они также являются весьма важными индикаторами текущего уровня общественного благополучия…
Стивен Ханке:
- Все очень просто: четыре слагаемых индекса неблагополучия имеют приоритетное значение для политиков - поэтому они и были выбраны. Те макроэкономические показатели, которые вы перечисляете, безусловно, тоже значимы, но, скорее, для профессионалов, то есть людей специально изучающих экономику, а не для тех, кому нужно чуть ли не ежедневно принимать решения общегосударственной важности.
Им необходимо отслеживать лишь несколько наглядных и простых для понимания показателей. В отличие от экономистов или биржевых трейдеров, их в меньшей степени волнуют сиюминутные колебания многих рыночных переменных. Куда важнее оказывается динамика тех экономических показателей, которые абсолютно понятны большинству избирателей.
Из 89 стран вашего рейтинга по индексу неблагополучия в 48-ми главной проблемой является безработица, что, в общем, понятно, поскольку мировая экономика лишь выходит из кризиса. В 37-ми случаях – это банковский процент, определяющий стоимость заемных денег в экономике и, следовательно, влияющий как на потоки инвестиций, так и на объемы крупных трат потребителей.
- Лишь в трех случаях наиболее весомым фактором индекса для той иной страны оказалась инфляция и в одном - рост реального ВВП (Китай). Как объяснить именно такую иерархию факторов? Насколько точно она способна отражать текущую ситуацию чуть ли не в половине стран мира?
Стивен Ханке:
- Безработица действительно оказывается основным фактором расчетов индекса неблагополучия для большинства стран. И все наши опросы подтверждают этот интуитивный вывод. Тогда как инфляция, по своему влиянию на общее значение индекса, превалирует сегодня лишь в случаях Венесуэлы, Ирана и Аргентины.
В той сравнительно простой формуле, которую я применяю для расчетов индексов, все четыре составляющих имеют равный удельный вес. Это так называемый “метод простого сложения”. И если безработица оказывается важнейшим элементом, то это только потому, что в большинстве анализируемых стран абсолютная ее величина превышает арифметические значения трех других показателей. В США, например, на долю показателя безработицы приходится более половины совокупного значения индекса.
Здесь, правда, необходимо пояснить: для человека, потерявшего работу, и для его семьи инфляция даже в 10-15% не столь болезненна, как сама безработица. Но если темпы инфляции переваливают за сто и более процентов, как в сегодняшней Венесуэле, в такой ситуации она становится по своей значимости, по крайней мере, сопоставимой с безработицей. То есть уже инфляция выходит на первый план.
В десятку лучших в рейтинге, помимо Японии, Сингапура, Катара или Южной Кореи, попали и такие страны, как Таиланд, Малайзия или Панама, которые пока трудно отнести к группе “индустриально развитых”.
- При этом Германия, Швеция, Гонконг, Дания, Австрия, Канада или США - все оказались лишь во второй десятке. Как объяснить такое расхождение рейтинга с традиционными представлениями об экономическом благополучии разных стран мира?
Стивен Ханке:
- Если говорить о Панаме, то ее высокое место меня ничуть не удивляет. В стране используется американский доллар, так что и темпы инфляции, и ставка банковского процента там примерно такие же как в США. Более того, страна бурно развивается, она – один из лидеров по экономическому росту в Латинской Америке. А рост ВВП, напомню, вычитается из значения индекса неблагополучия. То же справедливо в отношении Таиланда или Малайзии.
Да, США не попали в первую десятку, но разница между местами в первой десятке и во второй не столь уж и велика. В рейтинге стран по индексу неблагополучия вообще нет больших разрывов. Изменения внутри него - от первого места к последнему - происходят достаточно плавно. И только сравнивая лидеров с аутсайдерами, мы видим, какая пропасть оказывается между ними!
Но в целом, если вы складываете показатели текущего уровня безработицы, инфляции и среднего банковского процента, а потом вычитаете из их суммы показатель текущего роста ВВП и получаете в итоге значение индекса примерно в 10 баллов или даже меньше, то это для любой страны мира, я бы сказал, очень даже неплохо!
Россия в рейтинге 89 стран мира по уровню индекса неблагополучия оказалась на 54 месте – вслед за Парагваем, Колумбией и Польшей с одной стороны, и перед Азербайджаном, Италией и Боливией – с другой.
По всем странам в рейтинге были взяты данные по состоянию на конец декабря прошлого года. И уже тогда применительно к России наиболее значимым среди четырех компонентов индекса стала стоимость банковских кредитов в стране, а не инфляция или безработица.
С тех пор она в России лишь значительно выросла: Центральный банк дважды, с перерывом в полтора месяца, повышал свою базовую процентную ставку – в целом почти в полтора раза, сдерживая отток капитала из страны, резко ускорившийся на фоне событий в Крыму и на Украине.
Годовая инфляция в России также ускорилась - с 6,5% в декабре до 7,3% в апреле. Тогда как годовые темпы роста российской экономики, наоборот, резко замедлились: если в четвертом квартале прошлого года они составляли 2%, то в первом квартале года нынешнего, по предварительным оценкам Министерства экономического развития, - лишь 0,8%
Радио Свобода