У Генриха Клейста, самого здравомыслящего из немецких романтиков, есть странное эссе, в котором он цитирует признание непобедимого фехтовальщика, которому пришлось сразиться с медведем:

– Мало того, – говорит мастер рапиры, – что все мои удары медведь парировал, ложных атак он просто не принимал: глядя в глаза мне, он, словно видя в них мою душу, стоял с поднятой для удара лапой и, если мои выпады были обманчивыми, не шевелился.

– Мы видим, – комментирует поединок Клейст, – что чем туманнее и слабее рассудок в органическом мире, тем блистательнее и победительнее в нем выступает грация.
Описанная дуэль доходчиво объясняет, о чем не мог догадываться Клейст, тонкости боевого искусства самураев. В них всегда побеждал тот, кто умел отключить свой мозг, достигнув состояния "му-шин" – "без сознания". Расставшись с контролем рассудка, боец рассеянно следил за происходящим, ни на чем не фиксируя внимания (глядя на лист, мы не видим дерева). Полагаясь на вымуштрованное тело, самурай заставлял себя забыть об обретенном выучкой мастерстве. Только когда безыскусность оборачивалась непредсказуемостью, он наносил удар, неожиданный для ОБОИХ противников.

Это говорит о том, что там, где цена поражения слишком велика, мы не можем полагаться на такое сравнительно новое изобретение, как разум. Тело древнее ума, а значит, и мудрее его. Не потому ли в школе больше всего голов забивают двоечники? Во всяком случае, наш лучший форвард 10 лет списывал у меня сочинения. Фамилия его, кстати, была Медведев.

Сам я, не сумев отличиться даже в дворовом футболе, все жизнь учусь смотреть его без оглядки. Вопиющая простота футбольных правил говорит о совершенстве этой игры. Как в сексе или шахматах, тут ничего нельзя изобрести или тем более улучшить – нам не дано исчерпать то, что уже есть. При этом футбол признает только полное самозабвение. Он напрочь исключает тебя из жизни, за что ты ему и благодарен. Наслаждение приходит лишь тогда, когда мы следим за полем, словно кот за воробьем. От этого зрелища каменеют мышцы. Ведь футбол неостановим, как время. Ситуация тут максимально приближена к боевой – долгое ожидание, чреватое взрывом. То, что происходит посредине поля, напоминает окопную войну. Бесконечный труд, тренерское глубокомыслие и унылое упорство не гарантируют решающих преимуществ. Сложные конфигурации, составленные из игроков и пасов, эфемерней морозных узоров на стекле – их тоже легко стереть.
И все же мы пристально следим за тактической прорисовкой, зная, что настойчивость – необходимое, хоть и не достаточное условие победы. Иногда, впрочем, ты погружаешься в игру так глубоко, что начинаешь предчувствовать ее исход. Под истерической пристальностью взгляда реальность сгущается до тех пределов, за которыми будущее пускает ростки в настоящее. Ощущая их шевеление, ты шепчешь сам себе "сейчас жахнут", надеясь наконец стать пророком. Но, как и с ними, такое случается редко и всегда невпопад. Секрет футбола в том, что между игрой и голом нет прямой причинно-следственной зависимости. Каузальная связь тут прячется так глубоко, что ее, как в любви, нельзя ни разглядеть, ни понять, ни вычислить. Конечно, гол рождается в гуще событий, но он так же не похож на них, как сперматозоид на человека.

Нелинейность футбола – залог его существования. В отличие от тех достижений, что определяются метрами и секундами, футбол лишен меры и последовательности. Гол может быть продолжением игры, но может и перечеркнуть все, ею созданное. Несправедливый, как жизнь, футбол и логичен не более, чем она. Иногда проигрывают те, кто знают, как играть. Часто выигрывают те, кто об этом забыл. Футбол, как уже было сказано, не позволяет задумываться – головой здесь не играют, а бьют, желательно – по воротам. Отрицая интеллект и запрещая разум, футбол обнажает свою суть: это игра инстинктов. Только те, кто умеют доверять им больше, чем себе, загоняют мяч в сетку. Футбол непредсказуем и этим прекрасен. В век, когда изобилие синтетических эмоций лишь усиливает сенсорный голод, мы бесконечно благодарны футболу за предынфарктную интенсивность целого месяца волшебных неожиданностей.

Статья отражает точку зрения автора. Радио Свобода